Татьяна Друбич

Роковая Женщина Советского Кино

«Сто часов счастья… Разве этого мало?» — задаётся вопросом в своём стихотворении поэтесса Вероника Тушнова. Фёдор Михайлович Достоевский в своих великих произведениях убеждал читателя в обратном — что даже крохотная минута счастья за всю жизнь для человека — это великий дар от самой судьбы. Но большинство считает, что счастливых моментов на всю жизнь наберётся на несколько часов. Известная актриса Татьяна Друбич в интервью поделилась своим видением счастья и самыми восторженными моментами своей жизни.

Говорят, человек бывает счастлив за всю жизнь не больше ста часов — так, во всяком случае, думала Вероника Тушнова. Другие думают, что за жизнь таких моментов набирается часов пять-шесть. А Достоевский в «Белых ночах» писал, что минута блаженства — не так уж мало на всю жизнь человеческую. Знаменитая актриса Татьяна Друбич откровенно рассказала, как ей помнится счастье. Речь не об успехе, а о нескольких лучших минутах, о восторге — чаще всего без всякой причины.

1. С природой оно связано больше, чем с людьми

О счастье наговорены миллионы слов: есть точка зрения антропологическая, есть христианская, есть социальная — и все это правильно, и все это чаще всего мимо. Потому что счастье — в огромной степени химия, те самые гормоны, которые гарантируют яркость и свежесть восприятия. Вот почему детство — это почти всегда счастье, и помнится оно мне всегда летним. Счастье — это как у Пастернака: «Мне четырнадцать лет...» У меня оно всегда связано с природой — во всяком случае, больше, чем с людьми.

И я для себя выделяю, что ли, три такие категории внезапной и чаще всего беспричинной полноты бытия. Первая — это именно вещи, связанные с природой, с подключением к ней, когда ты в буквальном смысле выходишь за собственные границы. Вторая — люди, одаренные благодатью. А третья — это уже одно определение Жванецкого: судьба — что с тобой случилось, биография — то, что ты сделал, а успех — это их совпадение.

2. Входишь в море — и счастье заполняет тебя

Вход в море, чаще всего в Крыму. Когда ты входишь в него постепенно, оно поднимается к тебе и заполняет тебя, и ты всегда при этом выдыхаешь. Острее всего помнится один невыносимый год, полный всяческого психоложества: кто-то с кем-то расходится, поступает — не поступает, все страшно напряжены, и вот я приезжаю в Крым, в Новый Свет, и вхожу в море. И все это — нервы, машины, отношения, — все выходит из меня. А на место всего этого вливается счастье.

Еще, гораздо раньше. Мне четырнадцать, снимаются «Сто дней после детства». Огромный грузовик с картошкой. Я на такой машине еду в первый раз. Мы в кузове. Трясет страшно, ветер обвевает. И я понимаю, что грузовик — это же кабриолет! Он тоже открытый, и ветер навстречу, и по нему сверх того прыгает картошка, и ты прыгаешь вместе с ней.

Вот когда мы там мчимся, держимся за борт, смотрим на лето вокруг — там было счастье такой остроты, какой я больше и не помню.

3. В Колумбии, на съемках «Избранных»

Второй вариант — то, что я назвала бы сном наяву: когда с тобой происходит то, что быть не может, то, что ты себе намечтал и оно осуществилось — либо, если тебе повезло и ты художник, ты сам это осуществил.

Вот такое ощущение — я ли это?! — в Колумбии, на съемках «Избранных». Невероятный мир, которого не может быть, и однако — вот он, и среди него я. Или совсем другое чувство — я в Моцартеуме, в Зальцбурге. На сцене дочь моя Аня, играет с оркестром. И как-то я совсем не могу себе объяснить, что это не сон, а Моцартеум и в зале я, а на сцене она, и хлопают ей, и это маленький, kleine, но триумф.

Кстати, что я благодаря Ане бабушка — это тоже как бы сон, но вполне приятный. Я вообще уверена, что лучший мой возраст впереди, потому что... Как бы это сказать, чтобы не подумали, будто самоутешение? Ну да, уходят гормоны, а значит, и желания, и самое страшное для женщины — когда она начинает к себе относиться только с уважением. И остальные к ней так же относятся. Это мужчина, по тому же Жванецкому, стареет снизу. А женщина стареет с паспорта. И старость — это не для слабонервных, конечно.

Но для остальных старость — лучшее время, уверена в этом. Потому что ничего не надо доказывать, ничего — пробовать, можно любить вещи такими, какие они есть. Любить воздух. Любить даже себя наконец-то.

4. Люди и благодать

Есть люди, от которых явственно исходит благодать, — я всегда счастлива в их присутствии, чаще всего без причины. Гении хороши тем, что с ними не надо говорить. Сказать они все равно ничего не могут — они такие, как есть, и этого не объяснишь. Но от них исходит счастье.

Вот я была недавно у Башмета. Кабинет, на котором висит таблица со множеством его титулов, но размером с половину этого вашего (кабинет у Быкова 16 кв. м. — Ред.), и в нем невероятная теснота, пепел, бутылки и Башмет. Атмосфера совершенного счастья, стоит переступить порог. Это потому, что он, будучи классическим музыкантом, живет, как рок-герой, это в нем самое настоящее.

Или Янковский. Я помню, как в «Анне Карениной» у Соловьева мы играем невыносимую сцену моего умирания после родов, там Анна сама не верила, что выживет, — и я умоляю его: Алексей, Алексей, дай ему руку! Он протягивает руку Вронскому, а в руке белый платок, он не успел из него вынуть пальцы и так, вместе с платком, подает... Расходимся передохнуть по гримеркам в невыносимой усталости, но и в счастье, потому что получилось хорошо — и знаем, что получилось. И я ему говорю: Олег Иванович, как вы гениально это придумали! Ведь это вы белый флаг ему протягиваете!

Он смотрит в полном недоумении и говорит: «Друбич, я за тебя боюсь. Мне такие глупости и в голову не приходят».

Кстати, и о Соловьеве. Смотреть, что он делает в кино, особенно когда отвязывается, — счастье, он умеет это вещество передавать. Даже когда снимает телепрограмму. Вот вчера я смотрю его передачу про художника кино Сергея Иванова — он с ним всю жизнь работает, — и в каждом кадре эта благодать, а как сделано, все равно непонятно.

5. Здоровье и восторг

Вот это важно. Я посмотрела «Любовь» Ханеке — великий, по-моему, фильм, — но есть люди, которые его смотреть не могут, зрелище старости для них невыносимо, а о болезни они слушать не хотят. Заслоняются. Но ведь это несложно: хочешь быть здоровым — будешь. Не жри, обливайся холодной водой — пожалуйста, весь рецепт! Или... Или наоборот. Жри очень много, ничем не обливайся и приходи в восторг от того, что ты ничего этого не делаешь.

Один мой друг решил вести здоровый образ жизни. Написал у себя на потолке: «Завтра я начинаю голодать». Просыпается и думает: Господи, какое счастье, что не сегодня! И думает так каждый день. И получает с утра порцию счастья. И совершенно здоров.

6. Россия. Пересилить себя

После «закона Димы Яковлева» я поняла, что страна на данный момент мертва. Ждать тут больше нечего. Перемены возможны. Всякие. Я их не жду. Если кто-то может уехать — жить здесь не надо. Если вами владеет апатия — пересильте ее.

Но одно серьезное преимущество у России есть. Здесь, где полгода зима и много других привходящих обстоятельств, надо уметь противопоставлять им что-то очень серьезное, чтобы быть счастливым. Если вы это умеете — вы уже состоялись. А уметь приходится. Потому что жить и не быть ни разу счастливым — это слишком большая роскошь, этого человек не может себе позволить.

О Татьяне Друбич

Сложно найти в постсоветском пространстве человека, который не слышал о Татьяне Друбич. Таня - одна из тех, кого можно смело назвать “роковой женщиной”. В нашем кинематографе таких женщин найти очень трудно...